Идущие. Книга I - Лина Кирилловых

этот момент ответа на всегда присутствовавший, но незадаваемый себе вопрос: «а такую ли чушь я пишу».

Или, попросту — «нет ли в действительности места для чуда».

Она стряхнула тёмные капли дождя с кожи своей приталенной бежевой куртки и прошла прямо к длинной стойке бара. Официантки, было подобравшиеся, вернулись к своим делам: постоянный клиент, но не их, а бармена. Тот привстал и радушно протянул руки.

— Дорогая моя!

Маркиза Дрю, рыжеволосая и живая, села на центральный табурет — вполоборота перед оторопевшим Романом.

— Привет, Джер, — сказала она. — Мне как обычно.

VI

— Ну, я и сказала ему, что дядя хочет переманить его обратно к нам.

— Так и бросит Джер своё кафе, конечно, — хмыкнул Капитан. — А что — Ян и правда хочет?

Четвёртая хихикнула.

— Ну да. Дяде слишком нравился тот мясной пирог. Он уже всем, кажется, нажаловался, что больше никто такой пирог не делает, а ходить каждый день в кафе у него попросту не хватит времени… По мне — пирог как пирог, вкусный, конечно, но не та вещь, чтобы из-за него так страдать. Я больше люблю шницели. Те, которые в ржаных сухарях и с сыром.

Шницели они ели в тот обед, припомнил Курт, и он сам ещё дважды сбегал за добавкой. Раскалённый, как металл в домне, сыр обжёг ему верхнюю губу и язык — так, что потекли слёзы, и он смеялся с себя с набитым ртом, а Лучик по-матерински заботливо вытирала ему щёки салфеткой. Рыжая, вопреки своим заявлениям о нелюбви к супу, делиться им ни с кем не стала. Капитан смотрел на неё с доброй усмешкой. Жутковатая вообще-то получалась у него усмешка из-за этих шрамов — и кто же его так изувечил, господи боже, как он сам не пугается, глядя на себя в зеркало, и Капитан, похоже, понял, почему Курт на него так глядит сквозь свой неуместно к пристальному взгляду беззаботный смех, и произнёс:

«То ли с моим лицом ещё случится, когда я рассмеюсь, как ты. Некоторые делают в штанишки — не к столу будет сказано…»

«Извини», — стушевался Курт.

«Я привык, — откликнулся Капитан. — Так что всё нормально».

Он сидел, откинувшись на спинку стула, и пил чай — из разнообразия заварочных пакетов для чайника все единодушно выбрали простой чёрный. Белая больничная чашка почти полностью пряталась в широкой загорелой ладони. Поверх чашки Капитан рассеянно обозревал зал. Он единственный здесь не выглядел пациентом, хотя, наверное, всё же им был.

«Нас много, — сказал он, будто подтверждая, и непонятно добавил: — Это было синхронное извлечение».

Рубашки из мягкого хлопка и брюки без поясов, с завязочками, похожие на пижамные — под длинными халатами, в отличие от накрахмаленных докторских не белого, а светло-голубого цвета, все люди в столовой выглядели почти одинаково. Одежда тоже была светло-голубой, только у девушек иногда попадались песочные или пепельные рубашки. У рыжеволосой, например, была серая, совсем как её глаза — светлый жемчуг при плохом освещении. То, как она периодически щурила их, могло предполагать близорукость. Многие люди в столовой сидели группами по двое, трое и четверо, совсем как они, но Курт увидел и компанию из пяти человек, и несколько одиночек. Некоторые из последних вели себя пугливо: озирались по сторонам, пригибая головы, и вздрагивали, когда рядом с ними кто-то заговаривал. Их успокаивали дежурившие в столовой медсёстры. Но Курт подумал, что самых пугливых здесь всё-таки не было. Таким приносили еду в палаты. Таким, как он. Таким, как он был. Ещё сегодня утром был… а теперь что? Вылез из угла, где сидел, забившись, осмотрелся и полез на яблоню. Поцарапал руки. Ожил.

«Синхронное — чего?» — переспросил он у Капитана. Рядом с ним Лучик сосредоточенно мазала хлеб апельсиновым джемом.

«Извлечение, — сказал Капитан. — Правда, надо признать, не в моём случае».

«А что значит — не в твоём случае?»

Капитан ухмыльнулся.

«Как бы сказать… некоторых приводят за ручку, а не выдёргивают».

О выдёргивании рыжая уже успела им немного рассказать — пока сидели на скамейке в ожидании обеда. Звучало это, прямо говоря, фантастически, но Курт решил поверить. Один чёрт, делать ему ничего больше не оставалось, а он, вновь оживший, жить теперь очень хотел. Для новой жизни же нужна была отправная точка — понимание причин её начала. Принял Курт и то, что это понимание должно приходить постепенно.

«Об этом ты тоже расскажешь потом, да?» — спросил он.

Капитан согласно кивнул.

«Информации должно быть в меру. Иначе она может сделать плохо».

Они разговаривали мало, только ели за одним столом, но это уже соединило их — звяканье ложек и вилок, передаваемые друг другу солонка, перечница и хлеб, чай из общего чайника. Если в обязанности Капитана, как их куратора, входило связать их в одну компанию посредством обеда, то он прекрасно справился. Первое совместное принятие пищи с до того незнакомыми (пусть и не всеми незнакомыми) людьми обладает странным объединяющим свойством: за тарелкой супа быстро привыкаешь к определённому соседству. Дело здесь, подумал Курт, в естественной неловкости, сопутствующей обеду в обществе незнакомцев. Единожды с ней справившись, не хочешь испытывать снова, садясь уже к другим людям.

После обеда они разбрелись кто куда — их куратор вовсе не стремился к контролю. Он предложил лишь снова сесть за этот столик на ужине, распрощался и ушёл. Капитан направился не в один из корпусов, где у него могла бы быть своя палата, а дальше по центральной аллее, которая выводила за пределы больницы и по которой Курт ни разу не ходил. Мелькнула в тенях лип и клёнов клетчатая рубашка и исчезла. Курт вдруг понял, что до ужина успеет соскучиться. Рыжая за его спиной сказала что-то про библиотеку и тишину, в которой никто не помешает читать, и тоже испарилась. Зато осталась Лучик.

«Мы могли бы поиграть в бильярд. Или во что-нибудь другое: в общем холле есть и шашки, и шахматы, и маджонг, и ещё куча всего. Только мне надо пойти к себе и принять таблетки».

«Мне тоже, — вспомнил Курт. — Как раз после обеда доктор мне их приносит. Бильярд — это здорово. Надо же, я откуда-то знаю, как в него играть… А отчего тебе таблетки дают, не говорили? Меня вот пичкают-пичкают, а я даже ни разу не спросил, зачем, только вреда от этого точно нет, наоборот, польза: сплю крепко и ничего не болит…»

«И у меня не болит, — сказала Лучик. Правой рукой она коснулась запястья левой, накрывая синяки. — Не-а, не говорили. Впрочем, они доктора, им видней… Значит, встречаемся в холле? Когда — через полчаса?»

«Отлично», — согласился Курт.

Позади них выползали из дверей столовой пациенты — сытые, неторопливые, переговаривающиеся и смеющиеся, так же договаривались насчет послеобеденного досуга и уходили кто вправо, кто влево, группками и поодиночке. К центральной аллее больше никто не направился. На ухоженных зелёных островках газона, на солнце и в тени, стали появляться светло-голубые пятна — кто-то из больных прилёг отдохнуть прямо в траве. Это, увидел Курт, не возбранялось.